Константин Иванович Рудаков

«Он дал нам целый ряд изумительных образов по глубокому проникновению и тонкому психологическому анализу тех лиц, которых он изображает».

С именем Константина Ивановича Рудакова в советском графическом искусстве связана прекрасная страница. Он был одним из самых выдающихся художников-иллюстраторов нашего времени. Преждевременная смерть не дала ему возможности завершить все намеченное им. Прошли десятилетия, но оставленное им место в советском искусстве никем не занято до сих пор. Традиции искусства К.И. Рудакова продолжают жить в работах его многочисленных учеников.

К.И. Рудаков родился в Петербурге 9/21 марта 1891 года в семье скромного художника-декоратора Мариинского театра.

Трехлетним ребенком он остался без отца. За неимением средств в семье он был отдан сначала в ясли, а потом в приют. Там он жил до 12 лет, когда был определен в реальное училище. Счастливыми моментами в жизни юного К.И. Рудакова были редкие периоды пребывания в семье известного скульптора П.П. Каменского, бравшего его из приюта.

Рисовать начал очень рано, одновременно вырезая из бумаги лошадок. Рос и укреплялся с годами талант художника, обративший на себя внимание замечательного русского художника и педагога П.П. Чистякова (1832 —1919). С момента первого знакомства с его работами П.П. Чистяков не упускал его из своего поля зрения, оценив незаурядный талант будущего художника. По его совету, он поступил в Академию художеств, а помимо ее стал рисовать и писать акварелью у В.Е. Савинского (1859— 1937), бывшего ученика и продолжателя традиций П.П. Чистякова. В академии К.И. Рудаков будет учиться в мастерской Д.К. Кардовского (1866—1943) — тоже ученика того же прославленного учителя. Сложилась благоприятная обстановка: он получил единую строго выработанную систему в рисунке и живописи. В начальный период он несомненно отдал дань увлечению творчеством М.А. Врубеля — гениального раннего ученика своего первого учителя.

В 1922 году К.И. Рудаков окончил Академию художеств. Для него и для его сверстников-художников создалась не очень благоприятная обстановка. В советском искусстве в эти начальные годы революционной эпохи в значительной степени царил формализм. Дань времени отдал и он, стремясь забыть на время тонкость и мастерство искусства рисунка. Нарочито он огрублял форму виденного мира, допускал излишний лаконизм в трактовке образа человека. К счастью, это продолжалось недолго. Уже в 1930-е годы он возвращается к заветам учителей, к прекрасному в искусстве, к мировому классическому наследию. Немало этому способствовала его работа как иллюстратора русской и западной классики и профессора рисунка и акварели в Высшей художественной школе. Молодежь ценила и любила своего руководителя, который часто сам тут же работал вместе с ними, дружески обмениваясь своими мыслями художника.

Позднее мы застаем К.И. Рудакова в графической мастерской Академии художеств. Здесь протекала вся последующая его творческая работа, свидетелями которой были и мы. Так, на наших глазах прошли его работы по созданию многочисленных иллюстраций к произведениям: Э. Золя, Г. Мопассана, Р. Роллана, А. Пушкина и мн. др. Он обладал даром воссоздания своих образов. Ему немало в этом помогала его замечательная зрительная память, развитая с детских лет. Творческий метод был у него своеобразным. Он не окружал себя во время работы вспомогательными материалами: книгами, увражами, репродукциями и т. д. Он слушал чтение литературного произведения и в это время делал быстрые рисунки в свои альбомы. Затем долго вынашивал в себе задуманные им образы, зорко вглядываясь в окружающий его мир, набирая там живые впечатления, нужные ему для решения поставленной задачи. Наступал момент, когда переполнявшие его чувства требовали дальнейшей реализации их на бумаге. Под его карандашом, кистью, литографским карандашом и в других материалах начинали жить его образы. Они претерпевали свою трансформацию и выливались в законченные композиции, требовавшие лишь уточнения, углубления и ювелирной огранки. Так, в период его увлечения литографией появлялись камень за камнем. Наконец, то, что искало его художественное мастерство и чувство вместе с сердцем, было выявлено. Делались оттиски, искались цветовые решения, если задача была замыслена в цвете. И все же пытливая мысль художника не останавливалась на этом, даже если эти рисунки шли в производство. Создавались еще новые варианты. Дома он работал в акварели, гуаши, масле, в рисунке углем. Он чувствовал тонкое искусство сухой иглы, офорта и монотипии.

Если бы мы мысленно представили себе огромную вереницу созданных им литературных образов, то с трудом смогли бы ее обозреть. Начинается она с героев греческих мифов, продолжена в мировой классике: Шекспира, Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Грибоедова, Л. Толстого, Г. Мопассана, Э. Золя, Андерсена, Горького и мн. др. и в произведениях советских писателей: Н. Тихонова, К. Федина, А. Толстого и других. Таков вдохновенный творческий путь К.И. Рудакова. К этому следует добавить поиски образа В.И. Ленина, легендарного героя гражданской войны Чапаева, Пушкина, Лермонтова, портреты современников, станковые литографии, посвященные многим событиям нашей жизни, иллюстрации к детским книгам, где он проявил себя очень тонким анималистом. К.И. Рудаков всегда в работе. Если он шел по улице, то обогащал себя зрительными впечатлениями как художника. Если он сидел на заседании, то в его альбомах появлялись зарисовки. Если он был в мастерской со студентами — появлялись его натурные этюды. Он всегда вооружен острым глазом художника, пристально и внимательно отбиравшего все характерное и типическое в жизни. Художник был мудр и многоопытен при кажущейся простоте и доступности. Его редкие суждения были категорическими, принципиальными и всегда очень меткими и острыми.

Искусство К.И. Рудакова вошло своей лучшей частью в сокровищницу нашего советского искусства, как ценнейшая его часть. Оно представляет яркий пример неповторимости и индивидуальности таланта, дарования и достижений художника.

«У К. Рудакова есть все возможности не только войти в первый ряд наших иллюстраторов, но и сохранить в нем прочное место. Ему нужно только глубоко понять значительность своего искусства и те требования, которые предъявляет к этому искусству сегодняшний день великой эпохи, современником которой он является», — писал критик Н. Вышеславцев.

В больших монотипиях он передал нам сложную жизнь завода-ВТУЗа (1932 г.). В большой серии рисунков и акварелей на общую тему «Запад» в том же 1932 году он пытается найти образы двух классов и сопоставить их в жизненной ситуации. Работая в 1934 —1935 гг. в литографии над иллюстрациями к произведению «Разгром» Э. Золя, делает дальнейшие шаги к овладению полноценным реалистическим образом, оказавшимся близким художнику. Он показал эпизоды борьбы, выявив силу и мощь действующих лиц, их напряженность и их жертвы. У него нашлись особенно тонкие эмоциональные характеристики для изображения таких событий, как расстрел коммунаров или смерть Мориса.

Следующей этапной работой художника явились его многие иллюстрации к избранным произведениям Г. Мопассана и особенно к «Милому другу» (1935—1936 гг.). Создавая свои рисунки, К. Рудаков не только сумел правильно и глубоко осознать мир своих героев, но заставил их волей художника жить вторично в своих рисунках.

Томас Манн писал: «Прекрасное русское издание «Милого друга» Мопассана, украшенное полными вкуса иллюстрациями». Оскар Мария Граф вторил ему — «Превосходное издание «Милого друга» Мопассана с мастерскими иллюстрациями — настоящее произведение искусства по своему оформлению и внешнему виду»... Интересная и сложная творческая работа захватывает художника целиком. Он живет литературными образами. Иллюстрации к произведениям Г. Мопассана К.И. Рудаков осуществил в литографии, работая непосредственно на камне, создавая многочисленные варианты и множество эскизов, имеющих и свою ценность и музейное значение. Проходят рисунки к роману «Жизнь», известны по крайней мере три варианта к рассказу «Служанка с фермы». С долей правдивого юмора он передает героев к рассказам «Боченочек», «Исповедь Теодюля Сабо», «По-семейному», «В семье», «Буатель». Большим человеческим чувством и остротой переживания проникнут его рисунок — «В порту».

К «Милому другу» художник создал две серии: одну в черной, другую в цветной литографии. Он нашел образы героев. Они убеждают нас в полном  созвучии   с   текстом писателя. Полно, глубоко отражена вся сложность замысла писателя, а герои показаны в непосредственной жизненной ситуации. Все в целом для нас звучит подлинным куском жизни Франции. Мы не можем не отметить единство содержания и формы в этой серии его работ.

Примерно с 1936 года в творчестве К.И. Рудакова появляются поиски образов к произведениям А.С. Пушкина, главным образом, к «Евгению Онегину». Эти искания, перемежаясь, будут его занимать до 1949 года. И все-таки он не успел завершить все то, что замыслил. На протяжении более десяти лет трудился он над пушкинскими иллюстрациями. Нам хорошо известны его рисунки к «Полтаве», «Графу Нулину», «Песни о вещем Олеге» и несколько серий к «Евгению Онегину».

В 1938 — 1939 гг. К.И. Рудаков создал цветные литографии к произведению Р. Роллана — «Драмы революция». В рисунках к этому произведению К.И. Рудаков проявил себя снова художником-историком, которому дана возможность воссоздать давно минувшие события. Ему удался образ Дантона во время выступления в суде. Это Париж 1794 года. Образ вполне соответственен писателю — «Гаргантюа шекспировского типа, огромный и жизнерадостный. Голова бульдога, голос бычий».

В 1940 году художник впервые попробовал силы в театральных постановках. Он создал эскизы костюмов для спектакля «Свадьба» А.П. Чехова, куда принес свой талант сатирика. Позднее с архитектором Е.И. Катониным поставил спектакль «Горе от ума» А.С. Грибоедова в театре драмы им. А.С. Пушкина. Удача его костюмов, отдельных действующих лиц, групп и ансамбля в спектакле были результатом большой и длительной творческой работы по созданию множества литературных образов.

Над детскими рисунками для книг К.И. Рудаков начал работать давно. В книге «Первая министерская» А. Лебеденко он показал талант иллюстратора-бытописателя. В книге «Детство Никиты» А. Толстого есть трогательные, по ясности детские образы, навеянные давними личными воспоминаниями. Рисунки его к сказкам занимательны, изобретательны и обстановочны. Тут Перро, Андерсен, Гримм, много разных и смешных людей и много животных. Анималистом он был отличным. Он знал повадки и характеры животных. Он как бы шел в традиции Валентина Александровича Серова.

Годы Великой Отечественной войны К.И. Рудаков провел в блокированном Ленинграде. Нелегко жилось ленинградцам. Вся тяжесть времени пала и на плечи художника. Несмотря на все тяжелое, слегка сгорбившись и похудев, К. И. Рудаков продолжал работать. С каким-то чувством необыкновенного подъема наш художник нанизывал коллекцию образов из окружающей жизни. Иногда эти наблюдения выливались у него в острую сатиру. Тогда зритель ощущал «смех сквозь слезы».  

Пересилив себя, уходил в творческий труд. Мы снова любовались звучными красками его рисунков к «Анне Карениной». Эта тема его волновала давно. В его папках было уже много десятков набросков, эскизов, законченных рисунков, акварелей и литографий, в которых он настойчиво искал образ героини-женщины и матери, страдающей и радостной, изнемогающей от пережитого и возрожденной в любви. Было и стоило над чем работать. Засел он за монументальную по охвату работу — цикл иллюстраций к «Войне и миру» Л. Толстого, создавая портрет за портретом основных героев. Он будет эту работу продолжать и позднее в мирных условиях. Страницы великого писателя давали многообразный, богатый, но сложный и трудный материал для художника. Хотелось искать и искать без конца!

Возвращался К.И. Рудаков к образам — Офелии, Гамлета и «Ромео и Джульетты». Это были его старые «друзья», которых он хорошо чувствовал во всех деталях и любовался ими с разных сторон, в разные моменты их былой жизни, отраженной великим писателем в литературных памятниках.

Когда истощалось поэтическое вдохновение, К.И. Рудаков продолжал изучать натуру, беря себя в основу. В результате было создано несколько автопортретов, фиксирующих в слегка добродушном, юмористическом плане образ художника эпохи войны и блокады.

Военная обстановка, сводки с фронтов диктовали нашему художнику заманчивые и романтические эпизоды: «Разведка», «С донесением», «Разъезд» и т. д., но трактовалось это в слегка запоздалом ритме эпохи гражданской войны. Многое другое было в работах К.И. Рудакова. Искал он всегда, всюду. Его голова и сердце были полны образов.

В 1943 году он готовил постановку «Ревизора» Н.В. Гоголя. Она, естественно, не состоялась в тяжелых условиях блокированного города. Но этот большой труд оставил огромный   след в творчестве художника на последующих работах. Кроме целого цикла эскизов к постановке, в процессе работы сложились все образы гоголевской комедии для будущих иллюстраций. У него их было несколько циклов. Особенно запомнились портретные образы городничего, Земляники, Добчинского, Бобчинского, Хлестакова и др. Художник придал им черты и характеры, которые мы привыкли связывать с ними. Сделал он это убедительно, в красивых рисунках.

Возвращаясь временами к шекспировским образам, он как бы накапливал свои силы, чтобы в 1943 году с новой силой приступить к осуществлению серии образов Шекспира к предполагаемой театральной постановке — «Много шума из ничего». Эта работа вылилась в создание полноценных станковых живописных образов, отвечающих эпохе, стилю и замыслу великого писателя. Необычайная сила характеристик героев, выполненных с большим живописным темпераментом, монументальной мощью, отмечают эту большую и замечательную работу К.И. Рудакова. Про нее в особенности, наверное, академик И.Э. Грабарь сказал, что это «потолок в акварели».

Годы войны и блокады были проведены им в тяжелых условиях, как и всеми ленинградцами, и, несмотря на это, творческие его итоги были весьма и весьма значительны. Наличие их позволило ему в содружестве с художниками В.М. Конашевичем, В.В. Пакулиным, А.Ф. Пахомовым и А.А. Стрекавиным осенью 1944 года осуществить выставку своих работ в Ленинграде в Государственном Русском музее, а затем в Москве. Там им были показаны все новые работы к Шекспиру, Л. Толстому, Пушкину, Гоголю и многие живописные работы.

Последний период творчества К.И. Рудакова был связан с немногими послевоенными годами, но по насыщенности и интенсивности творческого труда художника он был грандиозным. Недаром К.И. Рудаков часто повторял друзьям: «Стал я старше годами, но вижу все тоньше и глубже, чем раньше».

Внутреннее признание своей творческой силы и было характерным явлением для него в эти заключительные годы его жизни. Это не только его были утверждения. Нет, этого не могли не признать и все следившие за его искусством.

Как только замолкли пушки на полях сражений, как только отгремели последние победные салюты, жизнь стала входить в привычную колею, К.И. Рудаков приступил к занятиям в графической мастерской Академии художеств. Он также вел тесное общение с молодежью и нередко вместе с ними писал поставленную натуру. Творческие личные планы художника были необычайно широки. Его по-прежнему нему волновали образы Л.Н. Толстого из «Войны и мира». Не случайно все это перекликалось с недавними переживаниями в Великую Отечественную войну 1941—1945 гг. Снова слушал чтение великого произведения русской классики, снова много раз заносил прослушанное в виде эскизов в свои альбомы. Мысли и образы углублялись в сердце художника. Оживали люди и события давно прошедшей эпохи.

Другой большой работой в 1940 —1948 гг. явились его искания   по   созданию иллюстраций к двум романам И.С. Тургенева: «Отцы и дети» и «Дворянское гнездо». Эти рисунки увидели свет уже после смерти художника в издании на английском языке. К.И. Рудакову всегда была близка эпоха начала и середины XIX века. Близки ему были и люди данной эпохи. Он как-то умел близко понять их образы, их душевные переживания, их трагедии и их радости. Он умел уловить тончайшие оттенки сложных и простых характеров героев. Отсюда вытекала обаятельность многих образов, их верная осязаемость нами.

Перелистывая книги И.С. Тургенева с рисунками нашего художника, мы прежде всего запоминаем людей, так полно и глубоко созданных писателем. Рисунки исполнены углем и акварелью, в некоторых заметна и гуашь. Они богаты по своим живописным решениям. Они близки к стилю тургеневских произведений. Ясность, простота, глубинность в трактовке описанного.

Образы Пушкина привлекали К.И. Рудакова давно. Образ Татьяны оказался самым любимым нашим художником. Он всегда с большой внимательностью, остротой и с какой-то обаятельностью создавал женские образы.

Татьяна в глубоком раздумьи «стыдясь и страхом замирая», стоит у окна перед рассветом. Свет свечи борется с потоком света из окна. Душевное состояние Татьяны передается невольно и зрителям. В сцене объяснения Евгения с Татьяной не покидает чувство душевной тревоги ее. В сцене дуэли грустный русский пейзаж помогает зрителю воспринять тяжелый, но совершившийся акт. Мы знаем еще многие варианты и дополнения в развитии пушкинской иллюстрации, где художник решал свою задачу созданием отдельных портретов: Евгения, Ленского, Татьяны и Ольги. Не все акварели одинаково завершены, но в целом представляют большой художественный интерес по своим исканиям и по техническим решениям, явно идущим из традиции его основного учителя П.П. Чистякова.

В 1948 году вышло издание «Полтава» А.С. Пушкина с его рисунками. Художника в первую голову привлек образ Петра — «он весь как божия гроза» и звучит весьма монументально. Мазепа «старик надменный и коварный», Кочубей — «орлиным взором... ищет он себе товарищей отважных», Мария—«свежа как вешний цвет, взлелеянный в тени дубравной». После портретов шли сюжетные картины. Так проходит вся трагическая эпопея, созданная поэтом и раскрытая нашим художником.

В незавершенной полностью красивой серии акварелей — «Манон Леско» — Прево (1948 г.) К.И. Рудаков нашел созвучные своим исканиям образы романтических героев, пользуясь богатством своих зрительных впечатлений и необычайной чуткостью к историческим эпохам и ее людям.

Такой же прелестью и богатством живописных находок отмечаются нами новые рисунки, посвященные «Гамлету» Шекспира и к «Дон Кихоту» Сервантеса. Эти герои близки ему еще с юношеских лет, когда он невольно отдал дань своего интереса к творчеству гениального М.А. Врубеля.

В плане собственных углубленных исканий, К.И. Рудаков обратился к произведению А.М. Горького «Фома Гордеев». Сделал он эту попытку раньше всех советских иллюстраторов данного произведения. В какой-то мере он наметил будущую трактовку и характеристику основных героев романа.

После исторических иллюстраций, пронизанных долей романтики, коим отдал большое внимание К.И. Рудаков, как будто бы мог быть затруднительным переход к образам более близкой эпохи. На самом деле было не так. Вдумавшись в прочитанные страницы Горького, художник ясно, до осязаемости, представил себе весь этот мир провинциальных богатеев с их думами и чаяниями. Он сумел разобраться в них и найти каждому из них свое место и свое правдивое лицо. Монументальным и крепко стоящим на земле запоминаем мы старшего Гордеева в сильном углевом рисунке К.И. Рудакова. Рядом с Гордеевым его подруга жизни, совсем иная. В ней больше созерцательности, чем деловитой напряженности ее мужа. Вырисовывается ясно и облик молодого Гордеева и других участников описанных событий. Семья Маякина в церкви полна подлинно замечательных и верных характеристик каждого из них, начиная от детей и кончая стариками. Над этим рисунком К.И. Рудаков перестал трудиться всего за несколько часов до своей неожиданной и преждевременной смерти. Жаль, что эта работа, которую художник вел в своем личном творческом плане, не была завершена полностью, хотя начало и развитие ее было так блестяще и глубоко.

По этим рисункам и всем тем работам, которых мы коснулись весьма кратко, мы можем судить о творческом многообразии художника. Речь шла главным образом об иллюстративных работах. Но они, будучи основными в его творчестве, все время перемежались работами в станковых рисунках, акварелях и в живописи маслом. Обладая незаурядным живописным дарованием, К.И. Рудаков редко, к нашему огорчению, обращался к холсту и масляной живописи. Требовательный к себе, он часто браковал написанное. В акварельной и гуашной живописи ему равных не было по блеску, изяществу, точности в соотношениях тонов, в разборе тончайших валеров в тоне, при красоте, простоте общего решения своей живописной задачи. Он с честью носил звание ученика П.П. Чистякова, понимая его установки не внешне, а глубоко.

К.И. Рудаков в своем богатом творчестве остается для нас явлением незабываемым. Весь его путь в жизни, как он стал себя помнить, принадлежал любимому искусству. Ни бедность, ни суровость жизненной обстановки не смогли погасить в нем огонь творца художника. Еще на заре своей юности он стал формироваться как художник с пытливостью, красивой душой, благородным человеческим сердцем. Он был признателен своей судьбе, что она свела его в ранние годы с мудрым художником и учителем П.П. Чистяковым, который своими беседами, вниманием к нему и морально-духовной теплотой согрел и усилил его тягу к красивому искусству. Тут была привита любовь к классическому наследию Италии, поклонником которой был сам П.П. Чистяков. Тут и юношеская романтика и воспоминания, срывавшиеся с уст П.П. Чистякова о его гениальном ученике и страдальце в жизни и искусстве — М.А. Врубеле.

Его искусство, которому мы были свидетелями, когда оно создавалось, и теперь, когда оно стало величиной постоянной, хранит в себе всю полноту его творческих переживаний с его мечтой, грезами и волнениями.

К К.И. Рудакову применимы слова Э. Золя, сказанные о Э. Манэ: ... «Здесь только художник, полный искренности, повинующийся своей природе, с жаром ищущий истины, всецело отдающийся искусству, не имеющий ни одной из наших подлостей»*.

* «Мастера искусства об искусстве», том III М.-Л., 1939, стр. 77.

                                                                                                     

(Опубликовано в каталоге выставки «К. Рудаков». Вологда, 1971. С. 5-25).