Г. Копылова «Художник Виктор Трофимович Ни...»

Имя его прочно вошло в историю советского изобразительного искусства  70-х годов.

Почти в каждой представительной экспозиции в Москве и на многих зарубежных художественных выставках последнего десятилетия экспонировались его произведения, очень тепло принимаемые зрителями   и критикой.

Столь активное участие и почти каждый раз новой сюжетно-тематической картиной объясняется прежде всего незаурядным талантом и поистине подвижническим трудом художника, который открыл людям  свой   поэтический  образ неповторимо   прекрасного мира.

Мир этот реальный, точно наблюденный в целом и очень даже конкретный в деталях. Но он удивительным образом (что и есть настоящее чудо искусства) сплавлен со светлым мироощущением художника, с его глубоким убеждением в непреходящей красоте жизни, человека, природы, в красоте их нерасторжимого единства.

Сплав этот—гармония. И ей Виктор Ни подчинил и технические средства, и стилевые приемы, создав свою систему живописи по левкасу, основанную на мажорном созвучии чистых и звонких красок, на величаво-спокойном ритме линейно-пластических построений.

Живой и энергичный по характеру, художник с завидным усердием и терпением, тщательно и с восторгом украшал цветением и мирным покоем землю, на которой ясно и радостно живут и работают люди.

В таких картинах, как «Возвращение с поля», «Уборка капусты», «Тепловозоремонтники», «Хлеб», «Вернулся солдат с войны», «Лето», «Комбайнеры» особенно ярко проявилась очень сущностная черта таланта Виктора Ни — умение будничные события жизни, привычный окружающий человека мир, да и в человеке-то все самое обычное выразить гармонически прекрасным и утвердить как большую нравственную и всевременную ценность.

Мировоззрение В. Ни, его эстетическая концепция мира формировались активным чувством современной жизни, лучшими образцами мирового и отечественного искусства и, конечно же, опытом его прожитых лет. Формировались незабываемыми впечатлениями военного детства, сознанием безмерно дорогой цены, заплаченной за каждый день мирной жизни, всенародной памятью о не вернувшихся с войны солдатах. Вот почему романтически возвышенными и в то же время глубоко лирическим отношением проникнуты картины: «Проводы. 41-й год», «Освобождение» и «1945-й год. Возвращение». Не задуманные художником как триптих, они все равно связаны нерасторжимым единством темы и закономерной последовательностью событий. Это проводы на войну сынов — защитников Родины. Освобождение земли, своего народа — это подвиг воинов-солдат. Это возвращение победителей — живых и мертвых. Одних —   к жизни, чтобы продолжать ее, мирную и прекрасную, других — чтобы вечно жить в благодарной памяти живых. Поэтому и вписаны они в проем двери вагона, как в «раму вечности», приподнятую над землей и украшенную цветами... Это три части одной легенды. И по времени создания картины близки, след в след, как «на одном дыхании». Они еще «сходны» в том, что в их основе лежат одни и те же образно-эмоциональные представления автора о величии подвига и гуманности русского советского солдата, совершившего его во имя спасения мира.

«...Надо быть не только хорошим профессионалом, но и истинно художником, чтобы так почувствовать и оценить величие героизма, суровую собранность и духовную устремленность народа. Не взгляд из прекрасного далека, а живое, страстное отношение к событиям прошлого— вот, что характеризует работу В. Ни...» [1], — писала критика, оценивая картину «Проводы. 41-й год».

Живое, страстное отношение (тоже как черта характерная) проявилась у Виктора Ни и как восторг личностью человека, его судьбой, его творческой одержимостью. Поэтому такими значительными оказались образы двух очень разных художников. Один — старейший оренбургский пейзажист, «тихий», но глубинно мудрый «Н.М. Ледяев» (х., м., 1980), другой — «Ганс Шиллот» (левкас, темпера, 1974 г.) — живописец и антифашист из ГДР. Обращаясь к композиции «творческого раздумья», В. Ни включает в ее строй окружающую среду, воспринимаемую в единстве с характером и смыслом их жизни, как их духовное пространство.

В многочисленных женских образах В. Ни — то же утверждение гармонии и красоты человеческого характера и бытия. Чаще всего — это портреты жены или модели с ней схожей «светлостью миловидного лица, обаянием нежной женственности, душевной тонкостью. Образы эти несколько идеализированы, чуть таинственны, сосредоточены в себе. Каждый имеет свою цветовую мелодию, которой вторит плавный ритм чистых линий, рисующих изящный силуэт на мягкой ткани мерцающих красок фона. Движение мазка, как дыхание: и чувственное и бережливое.

Интересны многочисленные композиционные женские портреты, портреты-картины, такие, как «Женщина на фоне ковра», «Девушка у окна», «На веранде», «С сиренью», «Девушка на фоне крымского пейзажа», «В Гурзуфе вечером», «Портрет художницы Верновой», «Портрет студентки В. Нозиной» и др. В некоторых из них художник достиг особой выразительности линии, ее свободно-певучего плавного движения. Линия в какой-то мере подчиняет себе и объемно-пространственные, и цветовые элементы портрета, создавая новые художественные качества — гармонию изобразительных средств для выражения гармонического единства человека, его духовной жизни с поэтическим очарованием природы или предметного мира.

Постичь сложный и прекрасный мир чувств и настроений современника, выразить собственное восприятие мира помогали Виктору Ни богатство и возможности пейзажа. Поэтому природа была его постоянной натурой, его мастерской, его лабораторией.

Серьезные искания в этом жанре исходили от его импульсивного характера, эмоционально ярко реагирующего на цветовое и пластическое многообразие природы, и от тех веяний в искусстве, которые он улавливал   чутко и отзывчиво.

Радужный, играющий разными оттенками мир возникает в его этюдах 1966—1972 годов. Цвета контрастно сталкиваются, переплавляются, они декоративно-яркие. Оранжевые холмы, красные и желто-красные башкирские лошадки, темно-золотые рощи, синие-синие горы, пестрые лодочки у берега моря, пирамидальные зелено-голубые деревья, яркие и жаркие виноградники, — таким колористически звучным было определение мира, так динамично-подвижен мазок, так велика была радость жить и писать.

Позднее эти же места зачаруют художника открывшейся гармонией красок и форм, упорядоченностью, а иногда и очевидной музыкальностью цветовых и линейных ритмов. И он будет с упоением писать самые различные мотивы, с интересом наблюдая главное — как теплые тона почти незаметно вплетаются в холодные, а тени будто изнутри постепенно пронизываются солнечным светом и теплом...

Виктора увлекал цвет своею возможностью моделировать форму и строить силуэт, четким контуром определяя его границы... Именно цветом он добивается пространственности и глубины пластики, свободно компануя сложный сюжет в одной плоскости...

Так шаг за шагом, в муках и радостях Виктор Ни открывал и утверждал в себе живописца, открывал и утверждал свой прекрасный мир,  чтобы  подарить его людям.

Сейчас, когда идет подготовка персональной и, к великому сожалению, посмертной выставки Виктора Ни, когда в каждом произведении видишь и чувствуешь не только «руку» мастера, но и огромное пространство его души и сердца, особенно пронзительно остро осознаешь, с каким постоянно высоким накалом чувств, в каком напряженном творческом ритме жил художник. Но иначе жить он не мог. И это тоже было его талантом.

[1] Т. Нордштейн. «Зрелость молодых». Газ. «Советская культура», 1970г., 10 сентября.

(Опубликовано в Каталоге выставки «Виктор Трофимович НИ (1934 – 1979)». Оренбург, 1981. С. 3-5).