О Файтеле Мулляре

Свой второй поэтический сборник, а точнее альбом, представляющий живопись, графику и стихи заслуженного художника России Файтеля Лазаревича Мулляра (он родился в 1911 году), сам автор назвал «Отзвуки». Действительно, каждое произведение художника — живописное и поэтическое — это всегда отзвук души на события его, длиною уже почти в век жизни. Если первая книга, вышедшая в 2007 году и называвшаяся «Истинно, истинно...», являлась лирико-философской рефлексией на совершенно разные проявления действительности, то эта, отражающая в полной мере присущую автору философичность мышления, более конкретизирована и укрупнена в своей тематике. Для этого издания характерна не меньшая, чем для предыдущего, жанровая многоликостъ произведений — как изобразительных, так и поэтических. Однако две глобальные темы здесь наиболее развернуты, что и определяет монументальный образ альбома — не внешнего его облика, а внутреннего содержания. Какие же это темы? Ответ на данный вопрос в одном слове, являющемся ключевым в поэтическом творчестве автора, – в слове извечно. В его содержании — два аспекта, которые обусловили тематическое наполнение альбома. Первый — это век XX, свидетелем которого стал Файтель Мулляр, благополучно вступивший в XXI столетие, продолжающий работать за мольбертом и писать стихи. Второй аспект — вечность со всей неисчерпаемой глубиной ее историко-философских смыслов. Вокруг этих проблем и строилась наша беседа с Файтелем Лазаревичем – одна из тех, которые складываются в продолжающийся вот уже несколько лет необычайно насыщенный, захватывающий диалог.

«На долю XX века выпали, наверное, все те драмы, которые переживало человечество за предыдущие века. Революция, гражданская война, две мировые, голодоморы, репрессии… В Одессе, откуда я родом, еще мальчиком стал свидетелем 14-ти смен властей. Налеты, погромы, расправы по религиозным соображениям… Одно из детских воспоминаний. Папа мне говорит: «Помни только светлое. Чтобы распознавать светлое, должно существовать и темное. Но знай: Только при свете ты сможешь себя вырастить». И когда сейчас, по прошествии без малого века, я пишу в своем стихотворении: «Нет, не помутился белый свет, нет...», это не оптимизм (я вообще далеко не оптимист), а выработанная с детства способность жить при свете. Именно таким — залитым светом – я вспоминаю время своей учебы в одесской художественно-профессиональной школе. Прекрасные педагоги открывали нам далекие горизонты.

Мы с ребятами ходили в одесский Клуб моряков, слушали выступления Багрицкого, Катаева, Бабеля, Кирсанова, Олеши. Юрий Карлович Олеша, с которым я, будучи совсем юным, случайно познакомился в Одессе, сыграл через много лет огромную роль в моей жизни, введя меня в круг московской художественной интеллигенции Именно он познакомил меня с Мейерхольдом Я долгое время ходил на репетиции спектаклей великого режиссера, наблюдая смену творческих состояний в изменчивости незабываемой природной пластики тела и стараясь запечатлеть это в его портретах».

Круг общения Файтеля Лазаревича, включая эпизодические знакомства, был чрезвычайно богат талантливейшими людьми своего времени: Алексей Толстой, Сергей Эйзенштейн, Анна Ахматова, Марина Цветаева, Борис Пастернак, Кирилл Кондрашин, Иосиф Бродский… Поэтому в творчестве художника так много портретов, как правило – вопреки камерности размеров – величавых в своей образности. В них, даже в самых экспрессивных по форме, всегда присутствует, как пишет Мулляр в одном из стихотворений, «страстный зов сердец Серебряного Века»: каждый персонаж — носитель высокой национальной культуры и духовности.

Творчеству художника присуще некое парадоксальное качество. В малом («кабинетные» размеры картин, «домашний» характер предметов, запечатленных в натюрмортах и т.д.) всегда выражена большая, значимая идея. В обостренно личном, интимно переживаемом, то есть в том, что принято называть лирикой, очевидно тяготение к эпосу. В стихотворении «К исповеди» автор называет себя «блаженным», а блаженство для него – это «величие созидания фрески». Во всем – в портретах, натюрмортах, пейзажах, жанрах, мифологических композициях, равно как и в коротких, подчас ироничных стихах – он создает подлинную фреску жизни. Особое отношение к этому материалу, в самой природе которого заложено эпическое начало, было сформировано еще в 20—30-е годы. В трудовом профилактории, на Мещанской улице, дом 6, Ф.Л. Мулляр пишет три фрески: «Женщина в России», «Женщина на Западе» и «Женщина в Советском Союзе». В Музее охраны материнства и младенчества (где работали над монументальной росписью Н.М. Чернышев, В.А. Фаворский и Лев Бруни) Файтель Мулляр расписывал специальную мебель живописью по левкасу, что являлось большой редкостью, по сути возрождением техники иконописи. В те же годы по предложению антирелигиозного музея он пишет фреску «Сожжение трактата Протагора и изгнание из Афин».

Большой корпус произведений, в которых выразилась присущая таланту художника тяга к эпичности, — произведения на тему Великой Отечественной войны и великой Победы. В каждой из работ этого ряда, даже самой маленькой по формату, – ощущение необычайной значимости запечатленного. А запечатлевать Мулляру довелось действительно важные эпизоды. После победы в сталинградском сражении многие художники работали над этой темой. Но именно Файтеля Мулляра сталинградский обком ВКП(б) просит МОСХ «командировать для написания рубежа обороны на площади 9-го Января (дом Павлова), обороны сталинградского тракторного завода, завода «Красный Октябрь» и возрождения города-героя». Художник работал среди пожарищ и руин в общей сложности более двух лет. Однако созданные непосредственно на натуре и по натурным впечатлениям произведения, при всей их сумеречно-огненной цветовой экспрессии (как и в стихах — «...я окликаю лик Великой Битвы. В багряных ореолах Священные Руины Сталинграда»), не несут ощущения апокалипсиса. В них неизменно «звучит» торжествующее живое начало (в картине «Здесь будет мое гнездо», 1943). Этот цикл работ завершается триумфальной темой празднований Дня Победы – многочисленными, «мерцающими» как драгоценности изображениями салютов. То же – и в стихах: «Волга, торжествуя, отражает его ликующий лик», «И весь город-Герой в озарении первых салютов. Колорит — краплак, кармин»).

Драматизм напряженного диалога света и тьмы в произведениях Мулляра – живописца и поэта – всегда разрешается катарсисом: как пишет автор в «Послании Исааку Бабелю», «… Луна и солнце бьют в литавры!». Подтверждение тому – библейская тема, к которой Файтель Лазаревич обращается на протяжении всей своей жизни. Трактуемая неканонично, она раскрывается в ряде работ с высокой степенью обобщения, погружающего зрителя в древние времена, и с той же степенью исторической достоверности, рождающей ощущение присутствия автора на Святой земле – выжженной, сухой, аскетичной. А неземное серебристое свечение вокруг младенца Христа в «Звезде Вифлеема» – зримое воплощение веры художника в победу света над тьмой, жизни над смертью. В новом тысячелетии тема вечности все более – и в живописи, и в поэзии — занимает автора.

Каждый его поэтический этюд, будь то исполненное философской глубины размышление или остроумная натурная зарисовка, – «фрагмент фрески», это всегда «О вечности – извечный стих», это наказ – с высоты своего огромного житейского и духовного опыта – «Стерпеть Голгофы содроганье». В живописи и поэзии Мулляра «стучится кровеносная строка», сплавляя в едином, не побоюсь сказать, монументальном образе возвышенное и земное – «тайны царственного неба» и «крошки насущного хлеба».

(Опубликовано в альбоме «Файтель Мулляр. Отзвуки». Москва. 2008. С. 4-5).