Волею судеб и моих друзей, Шурика и Дерика Трауготов, я оказался в авангарде борьбы за новую рекламу в Ленинграде. Мы втроем, да еще Миша Краковский устроились на временную работу в трест «Ленинградодежда» и принялись за ателье № 1, самое августейшее в отношении мод, ателье-законодатель. Нужно было оформить десять витрин этого заведения.
Штаб-квартирой операции стала комната Краковского на Невском проспекте с окном, глядевшим во все глаза – оно было лишено переплета – в так называемый «низок», где торговали винами и коньяками в разлив. Заглядывал туда и сам Миша. Миша особенно нуждался в подкреплении, так как писал по ночам романы, повести, пьесы. Его литературное наследие массивно и пространно располагалось на стеллажах. Это были рукописи. Мишу не печатали. Впоследствии ему удалось продать сценарии фильма о Кировском заводе. Я прочитал лишь сценарий «Разноцветные камешки» про альпинистов и высокогорную любовь. Кажется, такой фильм тоже со временем возник. О других Мишиных прорывах на экраны и публикационные поля ничего не знаю.
Мы весело принялись за дело. Эскизы делал Александр. Быстро и лихо. Задумывались некие мизансцены из толстой фанеры с ширмами, зеркалами, зонтиками, тучами, осенними листьями, весенними букетами и т.д. Одна из сценок в условном стиле изображала даму с собачкой. Лица персонажей не имели черт, конечности были остроконечны, как карандаши. Лаконизм и изящество. И никаких излишеств.
Население города ко всему этому было совершенно не готово. Вспомните социалистический реализм манекенов сталинской эпохи. Наше участие в «оттепели» выразилось в создании плоских фигур с эллиптическими лицами. Не обошлось и без трауготовского «рококо» в драпировках, одеждах, в форме зеркал, подставок и прочего. Шурик бодро руководил нами, а мы охотно подчинялись: пилили и красили фанеру, изготовляли платья и шляпки. С тихим ужасом взирали на это работники ателье.
Когда витрины были готовы, в обком и газеты пришли около 600 писем разгневанных ленинградцев. А ведь ничего особенного не было. Этот стиль быстро утвердился и никого более не смущал. Тем не менее, вокруг нашей работы бушевал скандал. Мы попали под обстрел «реакции». Зарплату нам задержали. Надо сказать, что нам сочувствовала и задорно помогала сама тов. Дубровина, директор мастерских треста. Это была очень боевитая женщина, «комиссар в юбке», обладавшая грубоватым юмором, владевшая «красным словцом». Она выпускала для нас уморительные устные бюллетени о самочувствии треста в период монтажа витрин. Малодушно робею передать краски ее речи. Итак, испуг, паника, распоряжение о невыплате денег. И венцом всего – фельетон в «Вечернем Ленинграде» «Дама с собачкой», посвященный нашей рекламной сюите. Александр почему-то не выдержал этого последнего удара и пошел в газету, к авторам. Они попросили не шуметь и покаялись в неискренности и «продажном писачестве». Витрины им очень нравились. «Дали такой материал – что делать», – говорили они.
Деньги мы все же получили. В высших сферах собрался худсовет, у нас появились авторитетные защитники, даже апологеты, и финансовая гроза рассеялась. Акции нашей фирмы повысились, и скоро мы уже «делали» другие ателье.
(Опубликовано в книге «Николай Ковалев. В продолжение любви». Мурманск, 2009. С. 163).