Моя творческая жизнь

Жизнь очень похожа на песочные часы. Быстро-быстро сыплется песок. Что там осталось? Старость. Тянется, как неизлечимая болезнь. В троллейбусе, бывает, толкнут так, что язык прикусишь. Приходится молчать – старый дырявый баркас. Никому больше дела до него нет, разве что отдыхающие чайки на нём испражняются... Грустно...

Всю жизнь спешил, писал, рисовал. Иллюстрировал книги, ненасытный к работе. Бывало по 20 часов в сутки работал, а сколько раз терял сознание от усталости! Откачивали, и я снова и снова бесконечно работал. Сейчас я не люблю, когда в мою мастерскую пытаются зайти праздные люди, предлагая купить что-либо по цене резиновых калош. Настоящее искусство погибло давно. Жернова искусства работают впустую, без зёрен. Даже мало-мальские художники боятся или попросту не хотят изображать в своих работах пласты современной жизни. Легче «шуровать» абстракцию. Некоторые пытаются обвинить меня, что я не современный художник.

Во времена, когда я поступал в Союз художников, делали очень строгий отбор. В течение четырёх-пяти лет принимали туда от одного до трёх художников. Не то что сейчас – табунами. После поступления в Союз художников членский билет выдали через год. Председатель Союза Обух почему-то задержал сей документ у себя в сейфе на целый год.

Как-то вызвали в Союз художников. За столом сидел Обух и исподлобья смотрит на меня, криво улыбаясь. От такой неодобрительной встречи, я растерялся. Перед ним на столе лежала маленькая красная книжица, он её небрежно бросил в мою сторону: «На и заткнись!. А сейчас – уходи, понял?» – повысил он голос. Так я стал членом Союза художников СССР. Эта книжица до сих пор хранится в моём архиве.

Строились мастерские на улице Димо. Я к председателю – уже Богдеско.
– Илья Тимофеевич, можно и мне что-то там выделить на Димо?
Он сидит за тем же столом, что и Обух. Богдеско сощурил глаза. Его тонкие губы вытянулись в ехидную улыбку, и он очень тихо прошептал:
– Я дам тебе любую развалюху, но хорошую мастерскую от меня никогда не получишь, пока я председатель.

Начались лихие девяностые годы. Молодежь взяла власть в свои руки. Помню, как они кричали на съезде о какой-то справедливости, независимости, равенстве, свободе творчества и так далее. Во главе Союза художников Молдовы – Негурэ. А секретарём стал Христов – «великий» борец за правое дело.

Началась драчка за творческие мастерские. На правлении Союза спорили, оскорбляли друг друга, наконец, успокоились, нахапали, что могли, забыли о своих лозунгах о справедливости и независимости. А потом стал! действовать, как при старом режиме. На моем заявлении о распределении в аренду помещения под мастерскую «Великий Христов» поставил резолюцию: «Килдеску в мастерской отказать».

Всё это не отбило во мне охоту к искусству. Несмотря на то, что разменял восьмой десяток, я по утрам ухожу в свою собственную полуподвальную мастерскую и творю, теряю зрение. Но всё равно буду творить до конца моих дней, несмотря ни на какие перекосы на моём творческом пути.

(Опубликовано в книге Э.И. Килдеску «Мозаика жизни». Кишинев, 2015. С. 113-115).