О Владимире Гаврилове

Владимир Николаевич Гаврилов был военным художником Студии им. М.Б. Грекова с 1942 по 1945 год. За это время он работал в действующей армии на Юго-Западном, Карельском фронтах, был в Польше и Норвегии. Я познакомился с ним в 1942 году. На фронтах Великой Отечественной войны вместе нам работать не пришлось. Начальник Студии X.А. Ушенин назначал фронтовые группы, сообразуясь с обстановкой на фронте и опытом работы в действующей армии каждого художника. Дружба с Володей Гавриловым у меня началась с первых дней его пребывания в коллективе грековцев. Откровенный, искренний, душевный паренек, талантливый художник вошел в душу сразу.

Нас, молодых тогда военных художников, очень волновало все увиденное и пережитое на фронтах. Но времени, чтобы что-то сделать на холсте, не хватало, передышки между поездками на фронт были короткими, да и опыта работы над картиной не было. Командование все же хотело видеть обобщения наших наблюдений. У нас были творческие собрания, на которых мы отчитывались о своей работе, показывали эскизы. В художественный совет тогда входили А. Пластов, Б. Иогансон, С. Герасимов, А. Герасимов, Кукрыниксы, Е. Кацман, Г. Савицкий, П. Соколов-Скаля и другие крупные мастера. Их отношение к нам было отечески внимательным и очень доброжелательным. Проводил собрания полковник А.А. Царицын, в то время начальник отдела культуры Главного политического управления Советской Армии. Для нас, молодежи, он сделал очень много, и мы асе ему очень благодарны. На одном из таких собраний А.А. Царицын поинтересовался нашими творческими планами. Все выступали горячо, волнуясь, каждому   хотелось сделать большое, важное, ведь шла война и надо было отдать все, на что способен.  Дошла очередь и до Володи. «А что думаешь ты, Володя, написать?» — спрашивает А.А. Царицын. Володя встает, поправляет свою шевелюру и, заметно волнуясь, отвечает: «Я хочу написать картину: стоит деревушка у изгороди. Дорога. Грязь, грязь... В общем Родина». Сказано было проникновенно, чувствовалась поэзия, но... все дружно засмеялись! Тогда его слова рассмешили всех. Но несколько лет спустя этот образ им был прекрасно воплощен в картине «Радищев». А. Царицын, смеясь, пожелал Володе успеха. И вот началась его работа. Работал он серьезно. Нашел хорошую натуру для образа девушки, делал этюды и рисунки. Выезжал на Истру писать пейзаж. Через некоторое время показал мне начатый холст.

Студия в то время размещалась в помещении Театра Советской Армии на площади Коммуны, и Володя работал в маленькой комнате рядом с малым зрительным залом. На холсте я увидел рисунок углем. Деревенская изгородь, фигура задумавшейся девушки, среднерусский пейзаж. Писал он довольно быстро и через некоторое время вновь пригласил меня взглянуть. Картина была почти готова. Я был поражен лиризмом и поэтичностью холста. Очень красиво написан простой русский пейзаж, серебристый общий тон с теплотой осенней почвы, теплокоричневая   кофта, светлая юбка девушки с едва заметным узором, красиво написана склоненная голова… Это для меня было откровением, такой живописи я еще не видел у моих сверстников. Это было начало его большого лирического дарования. С этой картины Володя стал для меня большим авторитетом, заставил о многом подумать.

Картина была принята всеми хорошо, экспонировалась на студийной выставке в ЦДСА и пользовалась успехом. Как робко тогда на собрании рассказал он ее сюжет и как убедительно и поэтично выразил его на холсте! Название картины вначале было «Жди меня», но потом утвердилось другое — «Родные поля». Картина находится теперь в Доме Советской Армии.

За успешную работу на фронтах руководство Студии давало нам возможность поработать на натуре под Москвой. Я никогда не забуду совместной работы с Володей на Истре, в деревне Максимовке. Стояла чудесная подмосковная осень. Мы жили в избе у милых стариков — тети Паши и дяди Паши. Запеченная в чугунке картошка, немного масла, хлебушек — и с утра до позднего вечера работа. А вечером — гитара. Володя не мастерски играл, но с такой душой пел русские романсы! Чуть позже к нам приехали И. Сорокин и В. Дмитриевский. Жили мы и работали с каким-то особым восторгом. Володя работал, не суетясь, казалось, даже немного с ленцой, но это только казалось. Этюды той поры у него были прекрасны.

В последующие годы я не раз удивлялся его постоянству, верности себе, своему внутреннему миру. Он умел видеть в простом большое, умел как-то сразу взять нужное, самое образное. Внутри цельный, он искал новых способов выражения, но никогда не менялся до неузнаваемости.

Особо хочется отметить его верность замечательным традициям русской школы. Это ощущалось уже в первой его картине, и он не изменил им на протяжении всей жизни.

(Опубликовано в журнале «Художник». № 6, 1971. С. 35-37).