О Владимире Гаврилове

Обстоятельства сложились так, что в последние годы мы с Володей Гавриловым виделись довольно редко. Но знал я его очень хорошо. Он был необыкновенно собранным, нацеленным человеком. В период работы являл собой какой-то комок, сгусток энергии. И тогда ничто, никакие обстоятельства не могли его отвлечь от поставленной цели.

Вспоминаю работу Володи над картиной «Май. Северная ночь». Задача была очень сложной. Он кропотливо изучал состояние фигур в ночном освещении, пробовал бесконечные варианты, а однажды писал натуру на пленере, освещая палитру свечой.

Володя был очень прямым человеком. Он всегда говорил правду, какой бы она ни была суровой, будь то о работах товарища или по другому поводу. Компромиссов от Володи не жди. Здесь он был беспощаден, но все это воспринимали как должное. Некоторых, быть может, это и обижало. Но если вспомнить, что точно так же, а, может быть, во много раз беспощаднее Володя относился к самому себе, — все станет понятным. Он иначе не мог и не умел.

У него было много друзей, много товарищей. Володю любили как художника и как человека. А это не одно и то же. Он, словно магнит, притягивал к себе людей: так интересно было находиться в его обществе. Он заражал окружающих задором, неуемной энергией, желанием работать. Говоря образно, Володя излучал свет. Он был принципиален. Никогда и ни в чем не поступился своими взглядами, своим мировоззрением. Был непримирим ко всяким проявлениям моды. В основе его творчества всегда был непреложный фактор — искренность. Она — в любом произведении Володи, в маленьком этюде и в большой картине.

О Гаврилове всегда говорят как о прекрасном живописце, забывая еще об одном качестве его искусства: во всех его произведениях лежало пластическое начало, он очень хорошо чувствовал пластику вещи. Его картины были лиричны и как-то особенно музыкальны, в них соединялись многие компоненты его большого таланта.

Было это в конце 1969 года. Мы сидели у Володи в мастерской перед картиной «Дмитрий Федорович с приемным сыном». Он рассказывал ее предысторию. Как и обычно, было в работе немало мучительных трудностей. Но нельзя было не заметить, что Володя испытывал какое-то творческое удовлетворение от вещи. Видимо, чего-то ему удалось добиться в ней. Показывал Володя много других этюдов, портретов. Чувствовалось, что у него появляется какое-то новое качество, что он вступает в новый этап. Некоторые вещи собирался дорабатывать. Делился планами, был полон замыслов, надежд.

(Опубликовано в журнале «Художник». № 6, 1971. С. 38).