Почувствовала себя художницей в сорок лет
«Художник всегда должен быть в форме. Никогда не приму жалостливые уверения, мол, хватит уже, пожила»
Я с детства знала, что умею рисовать, занималась в кружках, но в Москву из Волгограда поехала в артистки поступать. Хотела жить на сцене, и даже когда матери по дому помогала, то «играла» Золушку, которую злая мачеха заставляет черную работу делать. С документами везде опоздала, но назад уже ехать не могла, поэтому от безнадежности решила идти в педагогический — год пережить до следующих экзаменов. Там как раз документы принимали на дефектологию — учить детей с дефектами речи. Сижу в коридоре и делаю наброски. Проходящий мимо преподаватель заглянул в мой блокнотик и воскликнул: «Девочка, так ты рисуешь! Тебе надо к нам на художественно-графический факультет поступать!»
Успешно сдала экзамены и осталась учиться, потом несколько лет в школе рисование преподавала. Но вышла замуж за художника и уехала с ним на Дальний Восток — его в армию забрали «двухгодичником». Я продолжала рисовать, но так: или мужу помогала, или подрабатывала — рисовала афиши для Дома офицеров. Однажды, как Остап Бендер, нарисовала фигуру солдата. Дали мне огромный железный лист и две краски — слоновую кость и сурик половой. Работу приняли, я заработала 70 рублей на обручальное кольцо. Еще участвовала в выставках как «молодое дарование Попенко» — такое бесполое существо из молодежной секции художников.
Незаметно подкрался критический для художника той поры возраст — 36 лет. Дальше ты или становишься членом Союза художников, или выбываешь в никуда, например, становишься женой художника. А чтобы вступить в творческий союз, нужно было участвовать минимум в трех всесоюзных, трех республиканских и не меньше пяти молодежных выставках. А это все непросто давалось, когда и муж, и ребенок. И выставки только раз в год проходят. И вот я почти четыре года с возрастом боролась — мне каждый год по году убавляли, чтобы бюрократию преодолеть и числить молодым художником. В 40 лет вошла в профессию, стала живописью серьезно заниматься, но мужа потеряла на этом поприще.
Между художниками в семье всегда сложные отношения, а когда муж понял, что ко мне успех пришел, то начал ревновать, вредничать: «Я художник или Люськин муж?!» Уехал за рубеж, а я осталась, решила, что буду заниматься чем нравится — словом, география нас развела. Потом и сын уехал к отцу. Зато у меня роман с настоящим герцогом французским был. Звали Жан Раймон. Иностранцев тогда на волне перестройки по мастерским художников часто возили — ко мне приехал целый автобус, и все с дворянскими фамилиями. Дело было зимой, они еще в автобусе замерзли, а в мастерской отопление прорвало, холод собачий. У меня с собой была фляжка и шоколадка: «Ву ле ву коньяк, месье?» Он уехал, а позже прислал большую бутылку коньяка и коробку шоколада — «алаверды». Звонил каждый вечер из Парижа. Завязался роман. Женат был, правда, но клялся, что «сепаре», типа с женой вместе не живут. Нарисовала для него картину «Герцог в голубом». Потом нас и с ним география разлучила. Сначала надолго, потом навсегда.
Художник — это сложная мужская профессия. Со стороны кажется, что в галерее за тебя картины повесили, а ты пришла такая красивая. Самой приходится подрамники натягивать, у холста часами не разгибаться, картины на выставки таскать: в лифте двери туда-сюда, грузовик и грузчики обязательно разминутся. Говорят, что в каждом возрасте есть своя прелесть. Вранье это все! Ничего хорошего — раньше бегала, а сейчас пешком хожу. Могла с утра до вечера у мольберта стоять, а сейчас уже иногда сидя докрашиваю. Раньше силовым степом занималась, а потом танцами — там нагрузка меньше. Лет пятнадцать уже на танец живота хожу, все виды восточных единоборств перепробовала. Потом к йоге подключилась — в ней «духовка» есть, и когда рассвет на горе в ашраме встречаешь — красота несказанная. Правда, целый год боялась на голове стоять, а потом преодолела себя. Но все эти походы в фитнес-клуб вторичны.
Дело моей жизни — живопись. Когда-то я возраст убавляла, чтобы в профессию пробиться, а теперь на адреналин в спортзале подсела, чтобы преодолеть чувство вины перед собственным телом. Художник всегда должен быть в форме. Никогда не приму жалостливые уверения для бабушек-пенсионерок: «Хватит уже, хорошо пожила!» Я когда-то сильно травмировала колено, но после операции все равно отправилась на вернисаж. Лето было, я в черных очках и с белой тросточкой ковыляю. И бабушки интеллигентные оборачиваются с изумлением: «Слепая, а на выставку ходит!» Вот пусть лучше завидуют.»
(Опубликовано на сайте https://www.goodhouse.ru).