Владимирская школа

                                               

Владимиру Хамкову

   

Живописец, живущий – упорствуя – духом святым,
погрузневший от пасмурных дум и фаст-фуда… 
В мастерской его тесной без слов оглушенно стоим,
и бесстрастное время течет, как река – туда и оттуда.

Солнце гневно заходит и вновь раскаленно встает,
заливая пастозным огнем самострой облаков и виденья округи,
и как мартовский лед без следа растворяются в нем
силуэты людей, прегрешения их и недуги.

То один, то другой перед нами проходит сюжет – 
настроенья ландшафтов и дней в обостренном коллаже:            
папиросной бумагою зыблется зябкий предутренний  свет
и расплавленный полдень колеблет цветные мирАжи.

Все смешалось: Андрей Боголюбский и Наполеон, 
пятилетка в три года, Ярило c Даждьбогом, варяги…
На осенний пригорок из тьмы непроглядных времен
выползают погреться на солнце последнем  бараки.

И опять, и опять наплывает лавина снегов.
В синеватых тенях ли, в огне замороженных бликов
спит большая страна, только в мертвых глазницах домов
одиноко  мелькнет  иногда  вольнодумного света улика.

А художник, как  книгу, листает сырые холсты,
где  дома-шатуны, великаны-деревья и ясная маковка храма.
Бесприютное  чувство  обреченности и красоты
нарастает, тревожит, саднит – как открытая рана…

С.А. Манежев